Родителям - Читайте детям сказки.

Сказки - это удивительный жанр. Русский философ Ильин сказал, что сказка - это сон, приснившийся нации". Действительно, в сновидениях иногда люди видят сюжеты, похожие на фрагменты сказок или на какие-то древние ритуалы. Исследователи фольклора считают, что знакомые нам с детства сюжеты волшебных сказок действительно имеют отношение к древнейшим обрядам и ритуалам.

А природа этих древних ритуалов связана с глубинными механизмами формирования символического поведения и образного мышления. Сказки, как и сновидения, в некотором смысле обращаются непосред­ственно к механизмам бессознательного. В этом их большая сила. И в то же время это выразительные, художественные тексты, которые дос­тавляют при чтении эстетическое удовольствие. Сюжеты волшебных сказок странны с точки зрения рационально­го сознания.

Действие их происходит в особом пространстве - "в не­котором царстве, в некотором государстве..." и закономерности их не­возможны в привычном мире - в них животные разговаривают, Баба-Яга пытается съесть мальчика, героя можно сварить в котле - и после этого он остается жив... И это рассказывается как ПОДЛИННАЯ ис­тория, а не как сравнение или метафора... То есть существует мир, который функционирует по таким правилам. Отчасти это может быть понято как правила функционирования образных структур бессозна­тельного, либо проявления архетипического плана, но такое объясне­ние всегда оказывается недостаточным и остается некоторая тайна...

То, что образы сказок обращаются одновременно к двум уровням - к уровню сознания и к уровню подсознательного, причем область бессознательного представлена в большей степени, требует интуитив­ного чувства формы или точного знания структуры сюжета сказки при использовании ее в психокоррекционной работе.

С помощью удачной метафоры можно быстро найти способ кор­рекции эмоционального состояния или подсказать содержательный вы­ход из трудной ситуации.

Но при неблагоприятном стечении обстоя­тельств парадоксальное или противоречивое сочетание сознаваемых и неосознаваемых смыслов текста сказки может быть источником серь­езной психической травмы или как минимум замешательства у клиен­та Двойственная природа образов и сюжетов сказок (рациональная и архаическая, относящаяся к сфере действия мифологического созна­ния) требует определенных стратегий при выборе сюжета и способе использования этого сюжета.

Стратегии работы со сказкой

В практической психологии можно встретить несколько способов работы со сказками как с проекцией, в зависимости от того, какие за­дачи ставит перед собой психолог или педагог. Не претендуя на пол­ный обзор всех методов, можно попытаться классифицировать их по целям и задачам. Согласно представлениям автора, разные по жанрам сказки в разной степени подходят для выполнения задачи, поэтому мож­но составить нечто вроде сравнительной таблицы по жанрам сказок и целям проективных занятий со сказками.

1. Использование сказки как метафоры. Текст и образы сказки вы­зывают свободные ассоциации, которые касаются личной психической жизни человека, затем эти метафоры и ассоциации обсуждаются.

2. Рисование по мотивам сказки. Свободные ассоциации проявля­ются в рисунке, дальнейшая работа идет с графическим материалом.

3. "Почему герой так поступил?" -то есть более активная работа с текстом, где обсуждение поведения и мотивов персонажа служит по­водом к обсуждению ценностей и поведения человека. Вводятся оцен­ки и критерии "хорошо" - "плохо".

4. Проигрывание эпизодов сказки. Участие в этих эпизодах дает возможность ребенку или взрослому прочувствовать некоторые эмо­ционально-значимые ситуации и "сыграть" эмоции.

5. Использование сказки как притчи-нравоучения, подсказка с по­мощью метафоры варианта разрешения ситуации

6. Переделка или творческая работа по мотивам сказки. Считает­ся, что такая работа полезна, но в отношении сюжетов "волшебных" сказок она достаточно рискованна

Сказочные сюжеты, которые используются в этих случаях, полез­но разделить на несколько групп. Во-первых, стоит разделить сюжеты на традиционные, с древно­сти бытующие в культуре разных народов, и авторские, то есть сочи­ненные писателями "в стиле" древних фантастических сюжетов (к по­следней группе можно отнести и популярный жанр "фэнтази").

Далее речь пойдет именно о древних сюжетах и историях, общих для разных стран. Существенно, что нельзя говорить о специфических "русских народных" или "китайских" сказках; "сказочный фонд" мировой куль­туры един, есть, например, "Золушка" французская, уральская и ки­тайская... Правда, исследователям известно, что именно в России сохранились наиболее древние сюжеты сказок в их первозданном виде, и в этом смысле отечественная культура уникальна.

Авторские сказки удобны для работы с ассоциативным материа­лом, но существенный недостаток их в том, что авторские сюжеты не­сут на себе след личного психологического (невротического) конфликта автора.

Например, Андерсен, сочиняя сказку (по мотивам народных сказок) "Дикие Лебеди" в финале, когда Братья-Принцы обретают бла­годаря усилиям Сестры из заколдованных лебедей обратно человече­ский облик, оставляет у Младшего Брата настоящее лебединое крыло. Какая женщина согласилась бы иметь мужа с таким крылом вместо левой руки? Могли бы быть проблемы... Для автора лебединое крыло символизировало поэтическую нату­ру Младшего Брата, но по существу это изменение финала сказки на­рушило правильность древнего сюжета... Еще более парадоксальна в этом смысле "Русалочка".

В этом сю­жете сочетаются две разных формы развития отношений между ми­ром людей и миром волшебных существ. Первая форма - история о девушке, которая преодолевает трудности и достигает возможности соединиться с возлюбленным, вторая история - о том, что любовь земного человека и существа иного мира опасна для человека, и вол­шебное существо может его при определенных условиях погубить или покинуть. "Сложение" двух форм в один сюжет приводит к парадоксу и вызывает ощущение особой значимости и "незавершенности" про­исходящего. Очень часто дети пытаются "переделать" сюжет... или мучительно переживают его, так как он действительно безысходен.

Поэтому использование метафор и образов из авторских сюжетов для помощи клиенту несколько рискованно - можно адресовать под­сознанию незапланированное или деструктивное сообщение. (Например, в той же "Русалочке" отчетливо представлены страхи в сфере сексуальности: героиня испытывает мучительную боль в но­гах, находясь рядом с любимым...)

Продолжая классификацию, народные сказки тоже необходимо раз­делить на несколько групп; такое разделение сюжетов может подска­зать, какие из них наиболее удобны для перечисленных выше мето­дов:
1. Бытовые сказки, сказки-басни, истории о жизни. Например, "Ли­са и Журавель".
2. Сказки-загадки, истории на сообразительность, истории о хит­рецах.
3. Сказки-басни, поясняющие какую-либо ситуацию или мораль­ную норму.
4. Притчи - истории о мудрых людях или о занимательных ситуа­циях.
5. Сказки о животных (иногда они оказываются в разделе басен).
6. Мифологические сюжеты, в том числе истории про героев.
7. Волшебные сказки ("Гуси-лебеди", "Крошечка-Хаврошечка", "Золушка").
Волшебные сказки наиболее задевают воображение и остаются в памяти с детства на всю жизнь.

Именно в сюжетах "ВОЛШЕБНЫХ" сказок наиболее устойчиво сохраняются воспоминания о древних ри­туалах и тайнах мира. Некоторые гениальные писатели интуитивно чувствовали эту тай­ну и их "сказки" воспроизводили "подлинность" формы. В русской культуре это Пушкин и Ершов, во Франции - Шарль Перро.

Наиболее удобны для проекций обыденного психологического ма­териала басни, бытовые истории. Чем более иррациональный матери­ал, то есть, чем ближе текст к волшебной сказке - тем более сложные связи устанавливаются между индивидуальным опытом и архетипическим (трансперсональным, общим для всех людей) опытом. Именно здесь начинает проявляться возможный конфликт между индивидуальным пониманием того, как нужно жить, и универсальным глубинным опытом. Глубинный опыт-опирающийся на ритуалы - относится к уровню мифологического сознания.

Некоторые особенности эмоционального и телесного опыта, проявляющиеся в психологических экспериментах с волшебными и народными сказками.

Для того, чтобы лучше понять психические механизмы воздейст­вия волшебной сказки на человека, можно обратиться к эксперимен­тальному материалу психотерапевтических семинаров, проводившихся на материале волшебных народных сказок. В этом материале наблюдается определенная систематичность, ко­торую можно использовать как для диагностических целей, в рамках проективного подхода, так и для планирования психокоррекционного либо педагогического вмешательства.

Некоторые из этих тенденции, по мнению автора, служат достаточно серьезным основанием для вве­дения ограничений при использовании традиционных сюжетов в вос­питательной и психокоррекционной работе. Эти ограничения можно свести к общему требованию: при использовании традиционного сю­жета во избежание получения противоречивых и запутывающих ре­зультатов необходимо знать правила его организации и основные "энер­гетически насыщенные" точки.
Наиболее выражены следующие тенденции:

1. Повторяемость телесных проекций. В определенных местах сю­жета при работе с разными группами у участников возникали сходные комплексы телесных ощущений при идентификации с образами и сход­ные тенденции в "знании" смысла и значения образов. Телесные ощу­щения в этих случаях весьма интенсивны и "подсказывают" опреде­ленные виды движений и поведения "персонажа" и развитие его от­ношений с другими образами.

Этот механизм работает таким образом, как если бы образы сказки напрямую вызывали резонанс определен­ных повторяющихся психофизиологических структур человеческого организма, а сюжет сказки -то есть цепочка сменяющихся "событий" - представляли собой некоторый "стандартный" для человеческой психики (для человеческого организма в целом, на психофизиологи­ческом уровне), способ взаимодействия этих структур и их регуляции. Причем этот же сюжет, понимаемый на сознательном "рациональном" плане, по аналогии с нормами и правилами социальной жизни, не все­гда соответствует схеме организации на глубинном плане.

2. Использование текстов волшебных сказок как проективного ма­териала позволяет дальше работать с личными "проблемами" участ­ников, не называя их, оставаясь только в рамках материала сказки. Чтобы вызвать эмоциональный резонанс, можно прочитать текст сказки и попросить отметить места, которые вызвали сильные чувст­ва, после этого этот эпизод сказки используется как метафора.

Такая работа со "стандартной" метафорой отличается от спонтанно возни­кающей метафоры тем, что развитие сюжета заранее предопределено: ведь сказка хорошо известна. Работа может быть сосредоточена на том напряжении или негативных эмоциях, которое мешает принять дан­ный сюжет целиком, вызывая сильное сопротивление. Завершением работы в эксперименте считалось такое состояние, когда человек мог последовательно вчувствоваться во все трансформации сюжета, не ис­пытывая фрустрации, то есть вступить в контакт со своими эмоциями в том числе на тех "участках" сюжета, которые раньше вызывали на­пряжение и чувство отторжения, протеста. Такая директивная проработка на "глубинном" уровне образов, вы­зывавших негативные эмоции, приводила к реорганизации системы контактов с миром и влияла на течение психосоматических заболева­ний. Работа проходила только на плане образов, и "инсайты" не свя­зывались с социальным личностным опытом.

3. Наиболее специфичным оказался опыт работы с замешательст­вом и сопровождающим его иррациональным переживанием ужаса и беспомощности. Значительная часть "отталкивающих" или раздражаю­щих эпизодов сказок, а также тех, которые первоначально кажутся "пло­хими" по моральным соображениям, в глубине содержат опыт заме­шательства, то есть, на бытовом языке, чувство растерянности, когда человек мог бы сказать: "я не знаю, что делать и что чувствовать..." или "мало ли что может случиться..."

Это соответствует травматиче­ским элементам раннего детского опыта или серьезным переживани­ям психических травм у взрослых людей. Проработка такого опыта в символической форме соответствует, по-видимому, формированию на­выка адаптивного эмоционального поведения. Наиболее последова­тельно это проявляется в "жестоких" сюжетах, в которых есть тема проглатывания, разрубания на части и так далее.

4. На глубинном уровне символические системы образов сказок пе­реживаются как весьма строго организованные. То, что на уровне лич­ных проекций кажется случайным и пригодным для экспериментиро­вания и рекомбинирования, на глубинном уровне строго связано через преемственность и взаимозависимость телесных, двигательных про­грамм.

Поэтому рекомбинирование может приводить к замешательст­ву и снижению энергетического потенциала (на уровне текста сказки это означает, что если Волк съедает Красную Шапочку - то и должен съесть, без злости или обиды, а если как-то изменить ситуацию, то на социальном плане это может быть более приемлемо, зато на глубин­ном - разрушительно). Эти соображения актуальны при использова­нии вольных переделок сказок в работе с детьми, которые чаще всего делаются с лучшими намерениями в сказках с "жесткими" сюжетами.

5. На глубинном уровне исчезают моральные мотивировки и эмо­циональные паттерны поведения. Например, оценки: "хороший"-"плохой", "нравится"-"не нравится". Некоторые сюжеты - например, про Мачеху и Падчерицу, провоцируют при обсуждении их на "рациональ­ном" или "социальном" плане разделение героинь на Прилежную и Лентяйку. Такое исследование моральных отношении персонажей за­путывают символическую систему сказки.

Например, получается, что гибнет девочка, одновременно и Ленивая и Любимая матерью. (Сюжет, кстати, был проанализирован Беттельхеймом). При погружении на чувственном плане в мир образов волшебной сказки на первом плане оказывается "необходимость", связанная с глу­бинным механизмом переживания соответствующей метафоры, или с ее "смыслом"

6. Создается впечатление, что некоторые сюжеты удивительным образом воспроизводят типы переживаний человека при прохождении возрастных кризисов (конфликтов) по Э. Эриксону и содержат своего рода символические "подсказки" для более благополучного "правиль­ного" (с точки зрения культурной традиции) прохождения этих кризи­сов.